Думаю, вряд ли кто-то кроме самого Соколова страдает от его гиперответственности. Я — точно нет. Приехала в Дом кино чуть раньше, чем договорились. И вдруг звонок: «Буду через минуту». Действительно, проходит ровно минута, и он появляется. Было бы странно, если бы Андрей опоздал. Пьем черный сладкий чай. Впрочем, как всегда. Разговариваем… И становится очевидным — за 10 лет, что мы знакомы, он внутренне стал другим.

Соколов кивает: «Жизнь меняет. И если ты сопротивляешься этим переменам, тебя все равно перемелет». Не сразу, но все же, мне кажется, я улавливаю, в чем дело: «Раньше ваша готовность к счастью бросалась в глаза». — «Раньше было другое. Я раздавал это счастье, эту энергию, а сейчас ее берегу. Меня потрепало в последнее время. Но все наладится. Я ведь только возвращаюсь из боя…»

Psychologies: Андрей, тема нашего апрельского номера — «Говорить открыто». Насколько вам это свойственно?

Aндрей Соколов: Я считаю, что открытость, откровенность в чистом виде в основном присущи детям. С возрастом, с опытом, после ударов судьбы человек закрывается. Это естественно. Ведь открытые люди слишком уязвимы. Уверен, можно быть откровенным только с близкими. И только достигнув какого-то определенного уровня внут­ренней зрелости и защищенности, человек может начать открываться вновь.

Когда створки вашего домика стали закрываться?

Всякое в жизни случалось. Например, в начальной школе мой товарищ проиграл меня в карты. Тогда я не мог оценить уровня этой подлости. Представляете, насколько был наивен! К тому же у меня есть странное качество характера — оправдывать недругов и даже какие-то самые неблаговидные поступки…

Но закрылся я позже. После премьеры фильма «Маленькая Вера» раздавал интервью направо и налево. И когда беседовал с очередным журналистом, мне вдруг стало ужасно плохо физически. Я чувствовал, будто меня разрывают, растаскивают на куски. Я стал сбавлять градус откровенности. Понял: если не закроюсь, просто не выживу.

Хотя у меня еще долго не срабатывал инстинкт самосохранения. Это касается и общения, и поступков. Мог разогнаться на машине на сумасшедшей скорости и затормозить прямо перед бетонной стеной, мог на руках висеть на балконе одиннадцатого этажа. Чего только не было! Мой ангел-хранитель позволял мне творить дикие вещи, которые сходили с рук. А потом я почувствовал, что авансы исчерпаны. Я четко ощутил этот перелом, границу, которая отделила одну часть жизни от другой.

Что же с вами произошло? Обычно это бывает после серьезных потрясений.

Мне шел тридцать третий год. На дворе лихие девяностые. Убили моего близкого друга. Переживания были такими сильными, что меня парализовало. Не всего, левую сторону… С тех пор один из самых больших моих страхов — беспомощность. Вообще у меня в жизни после спортивной юности было больше двадцати наркозов, и я знаю, что такое уговаривать себя: «Пошли ножками, пока ножки ходят».

Уверен — не у тела есть душа, а у души тело. Одно, второе, третье… Как-то в день моего рождения друг-хирург делал мне операцию. Что-то пошло не так, возможно, переборщили с наркозом. Но так случилось: я увидел прямо классический свет в конце тоннеля, он был фантастическим, очень теплым. Я купался в нем и ощущал абсолютную всепоглощающую любовь. Когда очнулся, мне объяснили, что я фактически перешагнул черту и был по ту сторону жизни. Я тогда понял, смерть — это просто какой-то этап… в жизни, или цепочке жизней. Как кому нравится.

У вас было предчувствие, что с вами в этот момент может что-то произойти?

В тот момент — нет, но однажды предчувствие спасло мне жизнь. Я был совсем юным, мы с отцом летели с БАМа, где я шабашил. И вот перед отлетом я почувствовал: лететь категорически нельзя! Со мной такое было впервые. Меня трясло и даже тошнило от ощущения опасности. Дикая паника накрыла. Я не мог с собой справиться, и мне пришлось обмануть отца. Сказал, что забыл закрыть дверь в доме, где мы жили. Отец мне поверил, мы остались. А самолет разбился. Когда я осознал все, что случилось и что могло произойти, был потрясен. Тогда я четко понял — себе нужно доверять. Для меня это было серьезное открытие!

А какие еще жизненные открытия вы совершили?

Не сразу, но я заметил, что кино и жизнь порой переплетаются поразительным образом. Были очень жесткие картины, которые трагически отражались на мне. Если герой в фильме страдает физически или ранен, у меня на теле в соответствующих местах появлялись «зарубки». После фильма «Наш человек из Сан-Ремо» меня прооперировали из-за такой же проблемы, как у главного героя. После «Палача» у меня остались реальные шрамы — когда персонажа убивали, «защита» на мне не спасла, и лезвие полоснуло по телу.

Одним из самых непростых был фильм «Бездна, круг седьмой». Мой герой идет на преступления и даже на убийства, чтобы заполучить старинную икону, и сам оказывается под угрозой, теряет близких и любимых людей. Во время съемок я был погружен в роль с головой и полностью отдавался работе… А потом полгода не мог выкарабкаться из черной депрессии, в моей жизни как под копирку случались трагические события из сценария. И тогда я сделал серьезный вывод — себя нужно защищать и даже на экране дистанцироваться от беды. Буквально внушил себе: роли — это роли, а жизнь — это жизнь.

В этом году самому знаковому вашему фильму «Маленькая Вера» исполняется 30 лет. Когда-то картина стала верхом откровенности в кино. Что она вам дала?

Для меня фильм стал грандиозным трамплином! Известность, фестивали и прочее… Представляете, меня даже в Голливуд приглашали! Правда, узнал я об этом многим позже, советские чиновники решили мне об этом не сообщать... Те съемки я даже работой назвать не могу. Это был отдых. Море, пляж, вино и прочие радости.

Через день нашего пребывания в Мариуполе во всех соседних магазинах закончилась рябина на коньяке, приходилось ездить за ней в дальний район. Как только выдавалась свободная минутка, мы загорали. В общем, курорт, радость и удовольствие. Да еще и деньги платили. Никто из нашей компании, кроме режиссера Василия Пичула, не мог предположить, что «Маленькая Вера» станет бомбой. А шумиха поднялась задолго до премьеры. В узких кругах было известно: в картине есть интимная сцена.

На премьере в Доме кино слышались крики: «Позор!», а народ ломился в кинотеатры. После премьеры меня резко начали узнавать. Всего лишь третьекурсник Щукинского училища, а у меня уже толпы поклонниц. Барышни писали письма, звонили домой, рассказывали моей маме о любви ко мне. Были случаи, когда миллион за ночь предлагали. Или угрожали, что убьют себя, если не отвечу взаимностью. Конечно, женское внимание льстило. Актер слукавит, если скажет, что ему этого не нужно.

После этой картины вы долгое время были номером один. А теперь вас все меньше на экране. Как вы с вашими амбициями и самолюбием это воспринимаете? Есть ощущение, что вы становитесь человеком из прошлого?

Есть, конечно. Все рано или поздно становятся людьми из прошлого. Но это нормально. Жизнь идет. Актеры становятся старше вместе со своими зрителями. Естественный ход. Для меня вовсе не открытие, что кино — это продукт молодых от 15 до 50 лет, возрастных ролей меньше, чем остальных. Но если ты не можешь изменить ситуацию, постарайся изменить отношение к ней.

Конечно, хотелось бы все просчитать, чтобы соломку подстелить… Есть некий актерский опыт, который может пригодиться в режиссуре. Условно говоря, если не дано сыграть Ромео, то можно попытаться снять о нем кино… Сейчас идет работа над новым проектом под названием «Выжившая». Надеюсь на телевизионный показ «Памяти осени». Картина отмечена наградами на трех десятках фестивалей, а до широкого зрителя пока не дошла… Недавно закончились съемки в «Медном всаднике России» у Василия Ливанова… Все-таки представители старшего поколения, так называемая старая школа, — действительно особый пласт.

Стрелять так стрелять 

Охота — главная страсть Андрея Соколова. Первая серьезная охота случилась на БАМе, когда ему было 17 лет: «Я подстрелил штук шесть глухарей и рябчиков. А потом была рыбалка. Забросил «мыша», клюнуло сразу, и вдруг рыба меня потащила. Пришлось стрелять. Попался таймень огромный — полтора метра. С той поры каждая охота в жизни — это счастье. Даже если нет трофея. На природе по-другому течет время, другой воздух, звуки, шорохи листвы. А какая звенящая тишина после выстрела!»

А что происходит в вашей личной жизни? Вы развелись несколько лет назад, это изменило взгляды на брак?

Не кардинально. До сих пор я считаю, что главное — семья. А в семье главное — дети. Я очень ценю дружбу, но признаюсь честно, если будут плыть две лодки, в одной из которых окажутся друзья, а в другой — дети, и возникнет опасность, я брошусь к той, где дети. Это закон жизни. Думаю, друзья примут такое же решение, ведь мы одной крови. Мы с близкими друзьями, кстати, договорились: если не дай бог с кем-то из нас что случится, будем помогать нашим детям, тащить их.

Вашей дочке Софье сейчас 7 лет. Когда ее еще не было на свете, вы, вспоминая свое детство, говорили, что в этом возрасте у ребенка растут крылья и важно, чтобы именно в такой момент в семье все было хорошо…

Я и сейчас так считаю. Мои родители тоже развелись, но, несмотря на это, я всегда был под колпаком их любви и заботы. Мы с бывшей супругой Ольгой тоже делаем все, чтобы Соне было хорошо, и я за это ей очень благодарен. Мы люди взрослые, и дочь тоже подрастает, задает непростые вопросы. Попытался объяснить ей, что в жизни случается так, что люди расстаются… Очень хочу, чтобы у нас с ней были доверительные отношения.

У Сони сейчас ответственный период, она пошла в языковую гимназию. Сколько языков учит?

Первый класс — пока адаптация. Потом немецкий, английский. Школа — непростой период. Первые два месяца проходили очень тяжело, был реальный стресс. И это при том, что дочке повезло — детсадовская компания в большой своей массе перешла в школу. В классе у нее много подружек. Но все равно уроки — это нагрузка. Особенно учитывая то, что Соня очень прилежная.

У многих занятых родителей появляется комплекс вины по поводу того, что они недостаточно времени проводят с детьми, которые в них так нуждаются…

Да, есть такое. Поэтому при любой возможности я рядом. Летом ездили с ней и бабушкой на кинофестиваль «Алые паруса» в Артек. На открытии было 5000 детей. Это сумасшедший заряд. И для дочки это стало очень хорошим уроком познания жизни. По большому счету она увидела, что ее ждет впереди…

Лето, море, отдых — это прекрасно, а вы можете целый день провести с дочкой?

Конечно. И не день, и не два… И кашку сварить, и уроки поделать. Это все в радость. Хотя она как юла — на месте не сидит, для нее это естественно. И кстати, я всегда заранее прощаю все, даже если нашкодит. Конечно, я не идеален, не сразу понял, что она уже человек с характером, отделаться от чувства собственничества непросто. Сейчас стараемся все разногласия решать переговорами. Импульсы гасить нельзя, просто надо направлять в нужное русло, чтобы она правильно развивалась.

Сила искусства 

«Маленькую Веру» в прокате посмотрели больше 55 млн человек. Зрителей поразили откровенные сцены с участием Андрея Соколова и Натальи Негоды. Фильм стал визитной карточкой Соколова. А когда-то на съемках актер всех подвел. 13 августа в гостинице Мариуполя, где жила киногруппа, праздновали его день рождения.

«Приехала милиция, — вспоминает актер. — Зашли ребята: «Чего шумите?» И на беду увидели, что в арбузе торчит огромный нож. «Чей?» Я говорю: «Мой». — «Холодное оружие. Поехали с нами». Привезли в отделение, там сидел усатый майор. Мы с ним схлестнулись словесно, меня отправили в камеру. Ночью еще двоих туда посадили, и они говорят: «Пойдешь по этапу. Мы слышали». Под утро появились два сержанта и начали меня мутузить. Соседи принялись заступаться. Утром открывается дверь, стоят похоронного вида режиссер Вася Пичул, актеры Юрий Назаров и Людмила Зайцева. А рядом мой враг майор. К счастью, как-то все утряслось».

Она нежная девочка?

Она замечательная. Одна из самых главных людей в моей жизни.

Про кого-то говорят: вечный студент. А вы вечный жених. Скажите, какие у вас ощущения сейчас, когда вы снова в статусе холостяка?

У меня есть хорошее ощущение будущего — есть куда стремиться. Но куда именно — пока не знаю. Однако я стараюсь реально оценивать обстановку, понимаю, что каждому овощу свой фрукт, все должно быть вовремя.

То есть вы такое зимнее яблочко.

Зимнее яблочко, да… Кстати, зимние яблочки с моей дачи сохранились шикарные. Я их прямо с косточкой съедаю.

А как с годами изменилось ваше представление о любви?

Могу сказать точно, любовь существует. Она работает как матрица, когда ты на нее настроен и к ней готов. Если твой огород занят сорняками, там вряд ли вырастет что-то прекрасное. Если у тебя нет внутри готовности к любви, она не появится в твоей жизни. Ведь что хочешь, то и получишь, это все материализуется на самом деле. В очень большом количестве случаев.

Мне кажется, что вы всегда и жили по этой схеме: мысли материальны, — или я ошибаюсь?

Нет, не ошибаетесь. Но если раньше я это просто ощущал, то теперь знаю точно. И теперь у меня самый лучший оптический прицел. Ведь уже не так много времени, чтобы совершать ошибки.