Это слово мы слышим по многу раз в день и в разных сочетаниях. Речь может идти и об экономической ситуации в стране — скажем, «финансовый кризис», и о наших отношениях с детьми или коллегами — «кризис трех лет», «кризис отношений», и о переживании горечи утраты — «личностный кризис».

Кризисы — это трагические периоды нашей жизни, когда становится ясно: так, как прежде, уже не будет. Нам кажется, что рухнула вся жизнь, а боль и чувство потери — все, что остается на нашу долю. И очень трудно поверить, что в этом мы ошибаемся.

В китайском языке слово «кризис» состоит из двух иероглифов: «опасность» и «возможность» — так дошла до наших времен убежденность древних в том, что в каждой проблемной ситуации заложено не только разрушение старого, но и созидание нового. Кризисы вынуждают нас становиться другими, согласно известной фразе Фридриха Ницше: «То, что меня не убивает, делает меня сильнее».

Естественные кризисы жизни 

Каждый из нас проходит через так называемые возрастные кризисы, когда перестраивается весь привычный мир, меняются отношения, собственный психологический облик, появляются новые смыслы и цели жизни.

Первый и самый важный из них — появление на свет. Новая жизнь полна неопределенности: слишком яркий свет, слишком холодный воздух, дышать которым надо уже самостоятельно…

«В первые дни жизни ребенок теряет до 20% своего веса — так много энергии требует от него переживание кризиса рождения, — говорит возрастной психолог Татьяна Бедник. — Почувствовать себя в безопасности он сможет только при поддержке мамы. Если она берет младенца на руки, поет ему, разговаривает с ним — словом, постоянно подтверждает свою любовь, спустя несколько недель у него появляется «комплекс оживления».

При виде лица близкого человека ребенок замирает, затем улыбается, начинает активно двигаться, всем своим естеством показывая, как он рад этой встрече». Именно этот момент считается успешным преодолением кризиса.

У ребенка начинает формироваться базовое доверие к миру, он растет с уверенностью, что другие его любят и не желают ему вреда. А недостаток любви приводит к ощущению внутренней пустоты и потери. И во многом из-за этого возникают проблемы, с которыми уже взрослые люди идут к психотерапевту.

Другой этап — подростковый возраст, пять-шесть лет нашей жизни, с 11-12 до 15-17 лет, которые переживаются сложнее остальных. Меняются тело и внешность, гормональные изменения рождают новые ощущения и чувства. Родители предъявляют подросткам высокие требования, но общаются с ними как с маленькими детьми... Первая любовь, ревность, предательство. Мучительный поиск ответов на вопросы «кто я?», «какой я?».

«Задача переходного возраста — обрести социальную и личную идентичность. Подросток должен понять, кто он и каково его место в жизни», — поясняет психотерапевт Юрий Фролов. Родителям не стоит сдерживать выросших детей в их желании пробовать разные способы поведения — только в результате таких «проб» можно обрести внутренний стержень.

А у послушных, «беспроблемных» подростков есть риск сложнее пережить кризис среднего возраста.

«Известный кризис среднего возраста — это результат того, что подростковый этап взросления в свое время не был правильно пройден, — говорит психолог Сергей Степанов. — Если подросток не ответил на главные вопросы о себе, они вернутся спустя несколько лет и вновь потребуют ответа. Фактически речь идет о позднем кризисе взросления. У тех, кто впервые задумывается о смысле жизни до 40 лет и продолжает размышлять на эту тему, его может не быть вовсе».

В 30-40 лет мы подводим первые серьезные итоги. Получено образование и наработан профессиональный опыт. В семейной жизни преодолены кризисы, связанные с угасанием первых сильных чувств, рождением и воспитанием детей…

«Если до 30 лет человек еще отыгрывал детско-родительские отношения, например, работал по специальности, которую навязали родители, то, разменивая четвертый десяток, он нередко хочет принять свободное решение — получает второе образование, вспоминает об интересах юности, — рассказывает Юрий Фролов. — Человек словно остается один на один с собой и начинает искать, что важно именно для него».

Многие в этот момент кардинально меняют свою жизнь: бросают семью, пробуют другую профессию. «Так мы примеряем на себя роли, которым не придавали значения в юности, но одновременно и просим о любви и внимании», — продолжает Юрий Фролов.

Средний возраст — время экзистенциальных, сущностных поисков смысла своей жизни, когда человек переживает внутренний разлад. «Чего я на самом деле хочу от жизни?», «Что стало с моими детскими мечтами?», «Хочу ли я провести остаток дней с человеком, который сейчас рядом со мной?» Самый важный вопрос звучит пугающе: «Хватит ли у меня времени?» Кризис среднего возраста дает нам шанс начать новую, по нашему мнению, правильную жизнь.

Как помочь самому себе

1. Говорите с близкими. Это не должно выглядеть как семейный совет: просто говорите с ними о том, что мучает вас именно сейчас.

2. Обратитесь за помощью к профессионалам. Психотерапевт поможет вам найти в себе силы преодолеть тяжелый период и начать жить новой жизнью.

3. Поговорите с теми, кто пережил или переживает нечто подобное. Ваши чувства похожи — это может принести облегчение и, пусть на время, избавить от одиночества.

Новые сомнения и сожаления о совершенных ошибках мы переживаем после 55 лет: болезни, гормональная перестройка, уход из дома взрослых детей.

«Если человек в течение жизни позволял себе испытывать яркие эмоции, выстроил для себя иерархию ценностей, то и к старости он подходит умудренным, — убеждена Татьяна Бедник. — И уже не с тоской оглядывается на прошлое, а с ощущением, что он сделал все, что мог, и жалеть ему не о чем. Он может наслаждаться жизнью и пробовать новые роли: чему-то научиться, испытать то, чего он себе не позволял раньше».

«Когда я получала второе образование, вместе с нами учился Георгий Петрович, которому было за 70, — вспоминает 34-летняя Диана. — На занятия он ходил с удовольствием, переживал из-за четверок на экзаменах. Я с удовольствием рассказываю о нем — жаль, что не все пожилые люди позволяют себе роскошь пойти учиться в таком возрасте».

Зрелые годы могут стать вершиной самореализации, которой уже не мешают бытовые проблемы и любовные страсти молодости. Если удастся найти мужество честно разобраться в себе, нас ждут удивительные плоды мудрости, которые несет нам этот период. «Но только самостоятельные решения дают человеку оптимизм в подведении итогов, — говорит Юрий Фролов. — И тогда в старости он осознает: моя жизнь — не цепь упущенных возможностей и не время, потраченное напрасно. Это моя жизнь!»

Внезапные события 

Несчастья вторгаются в нашу жизнь, опустошая ее, лишая смысла. Смерть или измена близкого человека, пережитое насилие, теракт, разорение, природная катастрофа… Все это испытания, которые не просто ранят, но ставят под удар основы нашего существования, оставляя только один вопрос: «Как же теперь жить?»

Катастрофа всегда неожиданна и субъективно необъяснима. Это заставляет воспринимать утрату как безвозвратную и невосполнимую. «Невыносимо именно это чувство — нелепой случайности, навсегда лишающей нас бесценного и бесконечно дорогого: детей, родителей, близких, — объясняет психотерапевт Адольф Хараш. — Человек чувствует бессмысленность, несправедливость случившегося, неутихающую боль, тоску, озлобление».

То же происходит и при утрате здоровья, трудоспособности, тяжких увечьях. Да и потеря материальных ценностей — дом, разрушенный землетрясением, имущество, сгоревшее при пожаре, — становится источником переживаний.

Но удивительно, что на самом дне отчаяния человек обнаруживает в себе способность осмыслить утраченное, и тогда потеря не опустошает, но занимает определенное место в картине его сегодняшней жизни. И даже придает ей силы и смысл.

«Я пережила чернобыльскую аварию, — вспоминает 51-летняя Мария, — оставила дом, все, что в нем было. И именно тогда поняла: нечего копить на черный день. Он уже был».

Трудно разделить с другим боль личной потери, поэтому человек закрывается, уходит в себя и переживает потерю как собственную гибель. «Но остается мир вокруг нас, и он живой, — говорит Адольф Хараш. — Открыв глаза, человек увидит, что он не один, что рядом есть люди, которым он нужен, которым он не чужой, — просто до катастрофы он этого не знал».

Елизавету, которой тогда было 23 года, вместе с другими жителями Припяти вывезли из зараженной зоны.

«У нас забрали всю одежду, выдали одинаковые серые робы, — вспоминает она сегодня. — Мы не знали, что с нами будет завтра. Но у нас было пьянящее чувство единения: мы вместе пережили это. А потом, когда получили квартиры в Киеве, у меня сосед по ночам слушал громкую музыку. И она мне не мешала, наоборот, словно говорила: ты жива, и ты можешь слышать музыку, и у тебя есть сосед».

Катастрофа стирает наносные чувства и вызывает живые, истинные. «В такие моменты человек впервые понимает, как ему повезло, что он родился человеком, — добавляет Адольф Хараш. — Те, кто вместе с ним пережил несчастье, будь то землетрясение или цунами, в это мгновение могут превратиться в товарищей по счастью, потому что при совместном переживании травмы высвобождается человеческий потенциал общения, который не задействуется в обычной жизни».

Ценности и замыслы, казавшиеся главными, отступают на второй план. На первый выходит жизнь как таковая. «Катастрофа несет в себе пробуждение и отрезвление, — говорит Адольф Хараш. — Я живой среди живых. И у меня нет больше альтернатив: я есть я и больше никто, я совпадаю с самим собой».

Как помочь другому пережить утрату

Мы чувствуем себя неловко рядом с чужим горем, в разговоре обычно обходим эту тему стороной, даже избегаем общения — ведь приходится быть осторожным, чтобы не сказать случайно что-то, что может ранить. Мы хотим помочь человеку, облегчить его страдания, но обычно не знаем, как это лучше сделать.

Первый порыв — утешить, успокоить, отвлечь. Однако, по мнению психотерапевта Адольфа Хараша, поступая так, мы прежде всего заботимся о собственном покое, потому что хотим заглушить неловкость, исполнить некий долг перед скорбящим: «Если вы хотите оказать настоящую, действенную помощь, надо не отвлекать человека от его горя и не утешать — это бесполезно и бессмысленно и может восприняться как непонимание и даже оскорбление.

Надо как минимум быть рядом, а если чувствуете в себе силы — помочь ему сосредоточиться на утрате, дать ему возможность говорить обо всем, что для него важно в этот момент, и столько, сколько ему нужно.

В жизни каждого из нас были и потери, и боль, и отчаяние, поэтому слова скорбящего обязательно отзовутся в вашем сердце. Если вам удастся стать ближе к нему и выслушать, сопереживая, вы дадите ему возможность не быть одному, а пережить горе вместе с вами, осмыслить потерю и жить дальше».

Проблемы, которые мы создаем сами 

Решение о разводе, уходе с работы, переезде в другой город или страну мы обычно принимаем сами. Но для одного увольнение означает освобождение от надоевшей повинности, а для другого — личное поражение.

Кто-то вышел на пенсию — и предвкушает чтение и общение с внуками, а другой чувствует себя выброшенным из жизни. Мы нередко страдаем… от собственного выбора.

«У нас родились близнецы, мы продали квартиру и купили дом в пригороде, — рассказывает 31-летний Андрей. — Я не знал, что буду так переживать это: тоскую по Москве, злюсь на то, что надо рано вставать. А как подумаю, что в нашей квартире живут другие люди, — становится больно».

«Станет ли то или иное событие для нас кризисным переживанием, — говорит Татьяна Бедник, — зависит от того, как мы сами отнесемся к трудному моменту, какой смысл ему придадим». Расставаясь с кем-то или чем-то, стоит помнить, что привязанность и любовь — это разные вещи.

«Когда уходит привязанность, остается любовь, — добавляет Адольф Хараш. — Тогда печаль становится светлой, и то, с чем ты расстался, становится частью жизни, которая всегда с тобой, радует и служит источником сил». Пережитый стресс действует отрезвляюще: человек избавляется от детской веры в свое всемогущество, принимает реальность такой, какая она есть, и осознает, что его жизнь не вечна. А по утверждению экзистенциального психотерапевта Ирвина Ялома, именно мысль о смерти придает нам силы жить.

«Кризис — словно высокая стена, — говорит Адольф Хараш. — Она кажется непреодолимой, но если ты изо всех сил пытаешься через нее перебраться, лезешь вверх, ушибаясь и ошибаясь, то за ней ты увидишь новый простор».

«За нижней точкой всегда начинается подъем»

Любую жизненную ситуацию стоит рассматривать в ее развитии, советует психотерапевт, ведущий групп развивающего личностного тренинга и мастер-класса для психологов Адольф Хараш.

Почему мы так боимся кризисов?

Потому что видим в них только опасности, а возможностей не замечаем. Кризис — вещь вполне обыденная, и любая жизненная ситуация может оказаться предкризисной. Не стоит бояться будущего — без кризисов жизнь остановилась бы. Невозможно не страшиться больших несчастий и не пытаться их избежать, но если уж такое случилось, бояться больше нечего и остается одно: «жить главной жизнью вместе со всем миром», по выражению Андрея Платонова.

Какое поведение правильнее выбрать в ситуации кризиса?

Ни с чем не надо бороться, это всегда ведет к противоположному результату: то, с чем ты борешься, укрепляется, становится сильнее. Мы стремимся выбрать правильное решение как нечто наилучшее, как то, что принесет максимальный комфорт.

Но это тупиковый путь — ведь при любом выборе нас ждет какое-нибудь разочарование, потому что результат не совпадет с нашими идеальными представлениями о нем. А выбор нужно делать, ориентируясь на приемлемый для тебя дискомфорт, как советовали древние китайцы — из двух зол выбирать меньшее.

То есть стоит принять кризисную ситуацию как данность?

Если ты почувствовал, что жизнь пошла на спад, — не надо ей сопротивляться, надо отдаться ее потоку и в определенном смысле даже форсировать события, чтобы скорее пройти самую худшую нижнюю точку. Надо помнить, что за спадом будет подъем и обязательно что-то придет: новая любовь, новый смысл — и вернется ощущение полноты бытия.