Psychologies: В работе вы встречаетесь с тем, что скрывают пациенты. Однако зачем вообще нужны секреты?

Андрей Россохин: Cекреты создают границы, содействуя нашему отделению от других и становлению «Я». Границы необходимы для развития психики: не будь их, мы все были бы клонами. Для младенца затаенна — тот факт, что он изолирован от матери, не принадлежит ей и не продолжает ее. Исподволь детище понимает, что мать — иное существо и что у него самого тоже есть лево быть раздельным.

Со временем, сталкиваясь с дохлыми оценками окружающих, прежде итого родителей, мы начинаем осознанно культивировать свою обособленность. Мы занимаемся прятать вожделения, ощущения, мысли, сексуальные фантазии из трепета, что они будут разрушены, обесце­нены. Настолько мы создаем рубеж между собой и иными, это позволяет сохранять наше «Я», не подстраиваясь полностью под требования окружающих.

Не всем родителям воздушно смириться с тем, что их детище что-то скрывает...

Попытки родителей выстраивать «дружеские» взаимоотношения с ребятенками, чтобы те им все повествовали, говорят о вожделении контроля. Заявка абсолютной открытости — это запрет на их сепарацию и самостоятельное развитие.

Чтобы сохранить свою отдельность, детище запрятывается от родителей психически, замыкаясь в тайных фантазиях и экспонируя наружу одобряемое родителем «фальшивое» «Я». Если же он никак не оберегает от других свое истинное «Я» и существует в симбиозе с матерью или батею, то он не развивается внутренне будто раздельное существо.

Когда начинается филиал ребятенка от родителей?

С момента перерезания пуповины детище плотски отделяется от матери, однако затем она вновь захватывает ребятенка, уже психически. Это обусловлено эволюционно, чтобы мать могла ощущать надобности ребятенка будто свои собственные и удовлетворять их. Для того чтобы мать не поглотила дитя без остатка, необходимо вмешательство родителя.

Родители уединяются в спальне и закрывают дверь. Детище прибегает к ним — его терпеливо выводят и укладывают спать врозь. Это колоссальная травма: детище напуган и встревожен, он плачет, не понимает, почему его изолировали. Настолько происходит стычка с первой затаенной, которую Фрейд наметил термином «первосцена».

Не разумея, почему ему невозможно входить в комнату, и не получая ясного ответа от родителей — это ведь в самом деле невозможно объяснить, — детище, чтобы затихнуть, проникает в эту комнату инфантильными фантазиями о том, что такового величавого происходит между батею и матерью за захлопнутыми дверьми. Затаенна делает больно ребенку, однако благодаря этой фрустрации у него начинает стремительно развиваться внутренний мир.

История с дверью в родительскую комнату напоминает мифический сюжет: герою возбраняется открывать некую потайную дверь, он нарушает запрет и оказывается перед еще более нелегким испытанием. О чем этот сюжет?

Полагаю, он иллюстрирует хаки механизм сублимации, какой позволяет переплавить наше младенческое любопытство в научные и созидательные розыски. Все мы в какой-то мере исследователи и прорываемся в захлопнутые комнаты, чтобы открыть нечто безвестное. Однако что происходит затем?Мы наталкиваемся на новоиспеченные, еще более сложные и масштабные задачи. В аккуратном соответствии с наблюдением Альберта Эйнштейна: «Чем вяще я узнаю, тем вяще понимаю, будто бессчетно я не знаю».

В чете затаенна призвана оберегать наши чувствительные места и те стороны, какие не охота демонстрировать парт­неру. Здесь захлопнутые двери полезны?

Вы удивитесь, однако гуще мы таим не теневые, а солнечные стороны — свои блаженства, например. Дрожим рассказывать партнеру о том, что мы счастливы, что нам важнецки. Многие мужчины и женщины всеми силами скрывают наслаждение от оргазма. Причины неодинаковые. Некто дрожит сглазить, разрушить хрупкое равновесие, а кому-то будто, что партнер напугается или воспользуется этим разинутым признанием и поглотит его, сделает подвластным, начнет манипулировать. Таковая закрытость во вред взаимоотношениям.

Предположим, что партнер не настолько опасен, будто мы кумекаем, исходя из былого эксперимента, — тогда получается, что мы лишаем себя полноценного блаженства, какое бы вкусили, открывшись и поделив с ним ощущения. Скрывать враждебные стороны тоже неэффективно, ведь они призваны защищать, отстаивать в надобный момент лева и границы. Однако с иной стороны, утаивая что-то, мы можем чувствовать себя необычными, выдающимися, отличными от других.

Владеем ли мы лево на сексуальные фантазии, какими не готовы делиться с партнером, или это опасно?

Мы владеем лево на любые фантазии — при обстоятельстве, что они способствуют тому, чтобы наслаждение получали оба партнера. Однако временами это способ получить извращенное удовлетворение за счет уничтожения иного будто раздельной личности, сведения его до объекта собственного блаженства.

Если же «запретные» фантазии помогают двоим, то они, визави, разряжают трепеты, надсада, вожделение измен. А говорить ли партнеру о своих тайных фантазиях, это вопрос!Это может будто навредить взаимоотношениям, настолько и развить их.

У нас бессчетно, зачастую вполне обоснованных, трепетов отвориться, связанных, например, с ожиданием оценки, самая мягкая из которых: «Я не осведомил, что ты таковая озабоченная». Надобно важнецки понимать себя, партнера и складывающийся баланс доверия-недоверия в чете, чтобы делиться сексуальными тайнами. Это не попросту, однако без этого не будет развития близких взаимоотношений.

Вы будто психоаналитик сопутствуете пациента в его странствии вглубь себя. Не нарушает ли это его границы?

Психоанализ — это открытие тайн внутреннего мира человека, совершаемое им самим в наличии Иного, аналитика. Однако заблуждение думать, что психоаналитик помогает пациенту вскрыть все его тайны. Наша психика — нескончаемая вселенная. Постигнув ее часть, можно лишь важнее осознать ее принципиальную бесконечность и непознаваемость.

Безыскусный пример: сновидения. Мы каждую ночь видаем бездна снов, запоминаем лишь кое-какие и хоть как-то аналитически переосмысливаем всего абсолютно небольшую часть из них. Все иное по-прежнему остается для нас безотносительной загадкой. И настолько будет век.

Пациент открывает и разделяет с аналитиком часть тайн, чтобы еще важнее почувствовать непостижимость своего внутреннего мира, своего безотчетного, а вкупе с тем — огромность своего человечьего потенциала. И отдаленнее он продолжит их исследовать и ввек не разгадает до гроба. Даже не приблизится. Потому что с всяким открытием мы соображаем, что тайн становится всего вяще.

В разборе вы можете показать пациенту: вот этим вполне можно поделиться с домашними, и это безобидно для вас…

Нет-нет, психоаналитик ввек настолько не делает!Это должен всякий решать сам: чем он может делиться, будто и когда. Однако эффект важнецкой психотерапевтической и аналитической работы таков, что пациент становится более осознанным и большим и, будто следствие, более разинутым. Почему настолько происходит?

Исследуя внутренний мир в его бесконечности, мы исподволь соображаем: те тайны, какие у нас были и какие мы отождествляли с собой, на самом деле — это не все мы, а всего крошечная наша часть. В итоге мы воздушнее и охотнее делимся тайнами с иными, не боясь потерять себя, мы безбоязненнее водимся с наружным миром, углубляем и укрепляем свои взаимоотношения с иными. Расставаясь с одними секретами, мы обретаем все новоиспеченные и новоиспеченные, — таков вектор нашего внутреннего движения.

Об эксперте

Андрей Россохин — доктор психологических наук, действительный член Интернациональной психоаналитической ассоциации, титулярный член Парижского психоаналитического общества, президент Московской психоаналитической ассоциации, руководитель двух магистерских программ в НИУ ВШЭ.