Когда попадаешь в ту часть театра имени Ермоловой, какая скрыта от зрителей, с гримерными и кабинетами, сразу понимаешь: Меньшиков уже приехал. По запаху утонче парфюма. «Не помню, какой ныне избрал, — сознается Олег Евгеньевич. — У меня их настолько много». Я прошу уточнить звание, поскольку будто один собираюсь сделать гостинец дяде, и на вытекающий день получаю фото флакона: османтус, ромашка, лимон, ирис и что-то еще — таковое у нашего героя было надвигаться.

Самый модный худрук столицы любит классическую музыку, однако безмерно уважает Оксимирона и «Би-2», неравнодушен к важнецкой одеже и аксессуарам, необычно к часам: «Я век обращаю внимание на часы собеседника, рефлекторно. Однако при этом никаких выводов о его статусе не делаю». И я понимаю, что «не делать выводов о статусе» — это будто один то, что надобно в тары-бары-раста-баре с ним. Потому что если все времена помнить о регалиях нашего героя, можно многое в нем не разглядеть.

Psychologies: Недавно Дэнни Бойл выпустил картина Yesterday с занимательной, на мой взор, завязкой: весь мир запамятовал и песни Beatles, и о том, что таковая группа вообще была. Вручайте пофантазируем, что подобное приключилось с вами. Вы проснулись и разумеете, что никто не помнит, кто подобный Олег Меньшиков, не знает ваших ролей, заслуг…

Олег Меньшиков: Вы даже не видите, какое это было бы счастье!Я бы, может быть, в начальный один за многие годы вздохнул безвозбранно, если бы осмыслил, что меня никто не знает, от меня никто ничего не хочет, на меня никто не смотрит и вообще никого не волнует мое существование или отсутствие.

Что бы я взялся делать?Принципиально ничего бы не поменялось. Неужели что внутренние ощущения. Я бы, верно, стал машистее, тороватее, неизбежнее к домашним людам. Когда ты знаменит, то оберегаешь себя, создаешь частокол вкруг. А если бы этот частокол можно было разрушить, я бы с блаженством отказался от славы, от театра…

Единое, от чего не смог бы отказаться, — это от денег. Ну а будто?Помните, у Миронова?«Гроши доколе никто не отменял!» И это истина. Гроши — один-одинехонек из элементов свободы, ее составляющая. Если ты финансово самосилен, это многое определяет в сознании. Я уже обвык к благополучной жизни, к люксовому, будто сейчас говорят, существованию. Однако временами я думаю: что ж я не испробовал чего-то иного?

Поэтому — ага, я бы на подобный эксперимент пошел. Очнуться никому не надобным Меньшиковым… Меня бы это обделало.

Помните, в какой стадия жизни к вам стало «прирастать» отчество?

Вообще, это приключилось довольно поздно. Меня и сейчас дробно называют «Олег», причем люд моложе меня. Еще и на «ты» умудряются, однако я им ничего не говорю. То ли я моложе выгляжу, то ли одеваюсь несоответственно возрасту, не в костюм и галстук… А я считаю, что имя-отчество — это прекрасно, не знаю, почему у нас всех «Сашами» и «Димами» зовут настолько длительно, это ложно. И еще переход с «вы» на «ты» — это тоже прекрасно. Выпить на брудершафт — торжественный акт, когда люд становятся задушевнее. И лишаться этого невозможно.

Вы как-то взговорили, что у вас два самых лучших возраста. Начальный — отрезок между 25 и 30 годами, а другой — тот, какой ныне. Что у вас сейчас есть такового, чего не было прежде?

С годами появились мудрость, снисходительность, сострадание. Слова очень громогласные, однако без них никуда. Появилась честность по отношению к себе и к иным, верная независимость. Не пофигизм, а терпимое касательство к тому, что обо мне думают. Пусть думают, говорят, что хотят. Я буду выступать своей бесценный, эта «несуетливость» меня устраивает.

Временами снисходительность — это оборот превосходства, чванства по отношению к другому…

Нет, это та же самая добросердечие, умение поставить себя на пункт иного. Когда понимаешь: в твоей жизни может случиться все, не надобно судить, не надобно ничего доказывать. Надобно стать безмятежнее, чуть мягче. Я был безумно категоричен, необычно в отношениях. Безмятежно рвал с людами — мне становилось неинтересно. Наступал момент, когда я попросту прекращал общение.

Из прошлых дружков у меня осталось катастрофически капля, видаемо, свойство норова таковое. У меня нет комплексов или переживаний по этому поводу, приходят иные люд. С какими я тоже расстанусь. Алкая я понимаю, что хранить давнишние взаимоотношения — верно. Однако у меня не получилось.

О чем вы кумекаете, когда смотритесь в зеркало?Вы себе нравитесь?

Однажды я осмыслил: то, что я вижу в зеркале, абсолютно не соотносится с тем, что видят другие. И очень истрепался. Когда я смотрю на себя на экране или на фото, думаю: «Это кто?Я его в зеркале не вижу!Какой-то свет ложный, ракурс нехороший». Однако, к сожалению или к счастью, это я. Попросту мы себя видаем таковскими, какими алкаем.

Меня как-то осведомились, какую суперсилу я бы алкал. Настолько вот, я бы очень алкал стать невидимкой. Или, например, было бы здорово получить такую силу, чтобы я мог влезть в мозг любого иного человека, чтобы посмотреть на мир его буркалами. Это же на самом деле занимательно!

Как-то Борис Абрамович Березовский — мы с ним были в товарищеских отношениях — взговорил странную вещь: «Понимаешь, Олег, настанет таковое времена: если человек соврет, у него на лбу возгорится изумрудная лампочка». Я покумекал: «Господи, будто это занимательно!» Может быть, взаправду что-то подобное появится…

На сцене с вас сходит семь отпечатков, вы дробно нюните в роли. Когда вы в завершающий один нюнили в жизни?

Когда загнулась мама, еще года не прошло… Однако это нормально, кто ж не будет плакать?А настолько, по жизни… Могу истрепаться из-за минорного кинофильма. В основном выплакиваюсь на сцене. Есть же теория, что трагики живут длиннее комиков. И впоследствии, на сцене взаправду какая-то честность происходит: я выхожу и разговариваю с собой. При всей моей любви к зрителям, они мне не очень-то и нужны.

Вы запустили собственный канал на Youtube, для какого вписываете свои беседы с знаменитыми людами, пытаясь показать их зрителю с неизвестных сторонок. А что новоиспеченного индивидуально вы для себя отворили в своих гостях?

Витя Сухоруков для меня отворился абсолютно неожиданно… Мы познакомились сто лет назад: и его эксцентричность, и его трагизм — все это мне знакомо. Однако во времена нашей беседы все было явлено с таковским обнажением, с таковскими разинутыми нервами и душой, что я обалдел. Он болтал вещи безотносительно острые, которых я от него не слышал…

Или вот Федор Конюхов — он интервью не дает, а тут согласился. Он обалденный, какое-то дикое численность обаяния. Абсолютно разгромил мое зрелище о нем. Мы-то кумекаем, он герой: один-одинехонек на ладье в океане шастает. А там никакого героизма. «Боязно вам?» — спрашиваю. — «Ага боязно, конечно».

Была еще программа с Пугачевой. После нее мне позвонил Константин Львович Эрнст и попросил ее для Первого канала, взговорил, что ввек Аллу Борисовну подобный не видал.

Сухоруков во времена беседы взговорил вам: «Олег, ты не поймешь: есть таковое ощущение — стыд». А вы откликнулись, что очень даже разумеете. Вам по какому поводу бывает зазорно?

Ага по какому угодно, я же нормальный человек. И будет дробно, впопад. Оскорбил кого-то, не то взговорил. Бывает зазорно за других, когда смотрю аховые спектакли. Я уверен, что театр переживает не важнейшие времена. Мне есть с чем сравнить, ведь я застиг годы, когда вкалывали Эфрос, Фоменко, Ефремов. А те, о ком сейчас говорят, не устраивают меня будто профессионала. Однако это во мне говорит актер, а не худрук театра.

А с кем вам хотелось бы работать будто актеру?

На сегодняшний день я бы пошел к Анатолию Александровичу Васильеву, если бы он что-то ладил. С огромным почтением отношусь к Кириллу Серебренникову, алкая его ранние спектакли нравились мне гораздо вяще.

Знаю, что вы боготворите писать от десницы на прекрасной бесценный бумаге. Кому всегдашне катаете?

Недавно ладил приглашения на банкет в честь своего дня рождения — крохотные бумажки и конверты. Я подмахнул каждому, мы отмечали всем театром.

Брань миров 

В кинотеатрах идет вторая часть блокбастера «Прибытие» — полотно «Вторжение». Это проект Федора Бондарчука — продолжение истории о противостоянии землян и гостей из другой Вселенной. Меньшиков играет родителя основной героини, генерала Лебедева. От его решений зависит не всего счастье дочери, однако и предбудущее планеты. И если в «Притяжении» это «солдафон» c прорехой в сердце после утраты жены, то сейчас в нем видать человека, какой способен чувствовать.

«Я не очень про таковое кино, — сознается актер. — Однако я полностью доверился Федору Сергеевичу, потому что с первой встречи завидел: Бондарчук знает, чего хочет». А Бондарчук всегдашне хочет, чтобы было дорого-богато: спецэффекты в картине завораживают. «Вторжение» в прокате с 1 января.

А бабе Анастасии катаете?

Каюсь, нет у меня такового. Однако, пожалуй, надобно над этим задуматься. Потому что она мне все времена открытки подписывает, находит особенные поздравления к каждому празднику.

Анастасия по образованию актриса, у нее были амбиции по поводу специальности, она ходила на кастинги. Однако в итоге актрисой не стала. В чем она себя реализовала?

Я вначале кумекал, что у нее довольно бойко пройдет тяга к актерской специальности. Однако я и сейчас еще не уверен, что это закончилось. Говорит она об этом крохотнее, однако я думаю, что боль в ней сидит. Временами я даже чувствую себя грешным. На курсе Настю находили способной, ее педагоги мне об этом болтали. А впоследствии, когда она стала ходить на кастинги… Кого-то запугивала моя фамилия, они не алкали со мной связываться, некто болтал: «Чего о ней волноваться. Все у нее будет, она же с Меньшиковым». Ей нравилась эта ремесло, однако не сложилось.

Она стала заниматься танцами, поскольку всю жизнь это боготворила. Сейчас Настя — фитнес-тренер по пилатесу, работает вовсю, готовится к делам, встает в семь утра. И это не то, что она выдавливает из себя актерскую профессию новоиспеченным пристрастием. Настя взаправду это обожает.

В вытекающем году у вас юбилей — 15 лет со дня свадьбы. Будто за это времена менялись ваши взаимоотношения?

Мы как-то вросли дружок в дружка. Я попросту не понимаю, будто могло бы быть по-другому, если бы сейчас не было Насти. Это не укладывается в котелке. И, безусловно, это было бы со знаком минус, гораздо аховее, ложнее, чем сейчас есть. Безусловно, мы менялись, притирались, ссорились и орали. Впоследствии беседовали «через губу», как-то общались настолько месяца полтора. Однако ни разу не расходились, даже мысли подобный не было.

Вы алкали бы иметь ребятенков?

Безусловно. Ну не получилось у нас. Я очень алкал, и Настя алкала. Мы оттягивали-оттягивали, а когда решились, здоровье уже не позволило. Не могу сказать, что это трагедия, однако, безусловно, найденные коррективы эта история в нашу жизнь привнесла.

Какие-то иные формы родительства вы рассматриваете?

Нет. Что зовется, Господь не дал.

Вам бывает боязно за Настю?

Случалось, необычно в начале взаимоотношений. Ее штурмовали, травили. Мне приходили эсэмэски вроде «Я сейчас стою в метрополитен за спиной у твоей жены…». И это при том, что мой телефон не так-то попросту достать!Удобопонятно, что катали особенно, провоцировали. Однако я взаправду дрожал!А сейчас не то что боюсь — у меня сердце сжимается, когда я представляю, что некто может ее обидеть. Если бы это приключилось при мне, верно, убил бы. И не потому, что я подобный враждебный. Попросту у меня таковое трепетное касательство к ней, что я могу не отфильтровать свои деяния.

Однако вы же не можете защитить ее от итого!

Безусловно. Более того, Настя сама может защитить себя настолько, что капля не покажется. Однажды в ее наличии некто взговорил недоброжелательное слово в мой адрес, и она откликнулась оплеухой.

У вас с Настей встречено говорить о переживаниях, проблемах?

Я все эти разговоры ненавижу, потому что любое выяснение взаимоотношений — способ их ухудшить… По мне, настолько важнее не надобно, проехали, перелистнули и отдаленнее строим взаимоотношения.

А в вашей родительской семье дробно выражали ощущения?

Ввек. Родители воспитывали меня тем, что не воспитывали. Не влезали ко мне с нотациями, с требованиями откровенности, не запрашивали отчетов о моей жизни, не наставляли. Это не потому, что я был им безразличен, попросту они меня боготворили. Однако у нас не было доверительных, дружеских взаимоотношений, настолько сложилось. И, верно, многое тут зависело от меня.

У мамы была боготворимая история, которую она повествовала Насте. Я, впопад, этого момента не помню. Мама забрала меня из младенческого сада, я привередничал и чего-то от нее спрашивал. А мама не ладила того, что я алкал. Я засел посреди улицы в лужу напрямик в одеже, мол, доколе не сделаешь, настолько и буду сидеть. Мама стояла и взирала на меня, даже не пошевелилась, и я взговорил: «Какая ты бессердечная!» Верно, таковским своенравным я и остался.